Красный террор в Феодосии

Как известно террор был неизменным атрибутом политики большевиков еще до их прихода к власти. Начало массового террора, инспирированного большевиками и первоначально направленного против офицеров армии и флота, относится к 1917–1918 гг. Именно тогда по кораблям и базам Балтийского и Черноморского флотов прокатилась кровавая волна «еремеевских ночей»¹, жертвой которой стали сотни ни в чем не повинных людей. В феврале 1918 г. в Феодосии было расстреляно свыше 60 офицеров². Ранее, 7 (20) декабря 1917 г. была образована Всероссийская Чрезвычайная Комиссия (ВЧК) при СНК Российской Советской Республики под председательством Ф.Э. Дзержинского. В ее комиссии входили «пресечение и ликвидация контрреволюционных и саботажнических действий по всей России» и «предание суду Революционного трибунала саботажников и контрреволюционеров и выработка мер по борьбе с ними». В самом начале 1918 г. ВЧК объявила о своем праве проводить внесудебные расстрелы. На основании Декрета СНК «Социалистическое Отечество в опасности» от 21 февраля 1918 г., от имени ВЧК в «Известиях» сообщалось, что Комиссия «не видит других мер борьбы с контрреволюционерами, шпионами, спекулянтами, громилами, хулиганами, саботажниками и прочими паразитами, кроме беспощадного уничтожения на месте преступления…». 5 сентября 1918 г. было принято постановление Советского правительства «О красном терроре», в котором говорилось:

«Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью; что для усиления деятельности Всероссийской чрезвычайной комиссии и внесения в нее большей планомерности необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей; что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры».

В 1918 г. определился и характер ВЧК, как тайной полиции, стоящей на страже интересов правящей коммунистической партии³. Нельзя отрицать того факта, что террор проводился и на территориях, подконтрольных антибольшевистским правительствам, но необходимо отметить тот факт, что в лагере противостоящем узурпаторам власти — большевикам, террор НИКОГДА не был государственной политикой и, зачастую, должностные лица, виновные в организации террора, сами подвергались наказанию со стороны высшего начальства. Поэтому, на наш взгляд, ни о каком «равенстве» Белого и Красного террора, равно как о примирении между Белыми и Красными говорить не приходится.

История большевистского террора в Крыму в целом и в Феодосии в частности требует отдельного обстоятельного исследования⁴. Сейчас же мы остановимся на событиях 1920–1922 гг., т.к. именно на это время пришелся пик расстрелов, жертвами которых стали не только офицеры и солдаты Русской армии, не сумевшие или не захотевшие эвакуироваться из Крыма в ноябре 1920 г., но и совершенно невинные люди, оказавшиеся чем-то неугодными новой власти. Приведем краткую хронику событий.

1 (14) ноября 1920 года в 22 часа 30 минут в Феодосию вошли передовые части 3-го конного корпуса Красной армии. Вслед за кавалерией, ближе к полуночи, в город вошла красная пехота 265-й стрелковый полк Кононова А. П. — авангард 89-й бригады 30-й Иркутской дивизии.

2 (15) ноября был сформирован Особый отдел Всероссийской Чрезвычайной комиссии при Феодосийском Военно-Революционном комитете (начальник — бывший феодосийский подпольщик А. С. Цвелёв).

3 (16) ноября в город вошли 26-я и 27-я бригады 9-й стрелковой дивизии Красной Армии Николая Куйбышева, имея авангарде 78-й стрелковый полк под командой Н. Д. Токмакова. По воспоминаниям адъютанта полка Ивана Шевченко эти подразделения в Феодосии официально «взяли в плен 12 000 человек».

В тот же день приказом Крымревкома № 6, за подписью Бела Куна в Феодосии был назначен уездный революционный комитет в составе председателя Жеребина и членов: Василия Шебакина, Аблямитова Умера и Степана Мавродиева. Разместился он в гостинице «Астория». Там же разместился особый отдел ВЧК 9-й стрелковой дивизии, а её штаб — на бывшей даче табачного фабриканта Стамболи.

В тот же день приказом начальника гарнизона № 1 объявлена регистрации всех бывших военнослужащих армии Врангеля (сборный пункт — Европейская гостиница).

4 (17) ноября Приказом Крымревкома № 4 объявлена повторно регистрация всех офицеров, иностранно-подданных и беженцев. К процессу регистрации подключился Особый отдел 9-й стрелковой дивизии в гостинице «Астория».

Всех явившихся немедленно арестовывали и под конвоем отправляли в Виленские и Крымские казармы, и на дачу Стамболи. Вот как это описывает эту регистрацию очевидец — корнет Сводно-Гвардейского кавалерийского полка А. Эдлерберг, которому удалось в тот же день бежать, не дожидаясь развязки:

«В глубине большого двора мы увидели импозантное здание в строго восточном стиле. Там же толпилась пара сотен людей, и через открытые настежь ворота прибывали всё новые. С болезненным чувством всматривался я в их лица. Большинство было явно из низов — солдаты; но осанка, одежда выдавали иногда офицера, теперь бывшего.

Время шло и двор почти заполнился людьми, когда неожиданно раздался резкий свисток: тотчас ворота захлопнулись, из стоявшего поодаль флигеля выбежали несколько десятков красноармейцев с примкнутыми штыками; двери дачи распахнулись, и с десяток матросов выкатили на широкое крыльцо два «максима».

Громовая команда «Смир-р-но!» заставила нас привычно вытянутся и замереть. Потом я подумал, что это хитрый способ определить военную выучку, а, следовательно, и звание пленных. Так начался отбор «чистых» и «нечистых»: по приказу мы по двое подходили к новоявленным «авгурам», которые безапелляционно, лишь взглянув командовали налево или направо. Сортировка продолжалась долго. К этому времени прибыла ещё из Феодосии рота красноармейцев, окружила «левых» — выстроившихся в колонну по четыре в ряд, и нас погнали обратно к городу, теперь уже окруженных цепью конвоя. Достигнув сквера возле Генуэзской башни, колонна остановилась, и нам приказали войти внутрь и не высовываться».

Автору этих воспоминаний удалось сбежать и поступить на службу в 30-ю стрелковую дивизию, остальные же были расстреляны за Карантином, на мысе Феодосийском и в окрестных балках.

Из арестованных чинами особого отдела 9-й дивизии и ревкома выделялись старосты, которые и производили предварительную сортировку, разбивая людей на две основных категории: «бело-красных», то есть тех, которые когда-либо служили в РККА, и «чисто-белых». При этом все заключенные подвергались постоянным избиениям и грабежу со стороны красноармейцев батальона ОСНАЗ и отряда особого назначения при Политбюро ЧК Феодосии, многие лишились даже нижнего белья и нательных крестов. «Чисто-белые» выгонялись каждую ночь на мыс Святого Ильи и за городское кладбище, где расстреливались пачками из пулеметов, известны даже случаи, когда людей связывали колючей или простой проволокой и топили за Чумной горой в море. Расстрелянных сваливали в три параллельно идущие балки (одна из них именуется Дурантевской). В одной из этих партий был расстрелян прапорщик Пётр Ледовой, близкий родственник Феодосийского военного комиссара Петра Грудачёва⁵, причём последний даже не вспомнил о нём. Места расстрелов охранялись рассыпанными в цепи красноармейцами батальона ОСНАЗ, которые отгоняли жителей и родственников расстрелянных, пытавшихся забрать тела для погребения.

Продолжались расстрелы почти каждую ночь, причём партии колебались от 100–150 до 300 человек. «Красно-белых» ждала не лучшая участь, они также обирались «до нитки», и им предлагалось вступить в Красную армию. Не согласных или не принятых, по каким-либо причинам, также расстреливали, а согласившихся отправляли в полевые части РККА

Через 15 дней, дивизию перебросили на Кубань (её сменили подразделения 3-й стрелковой дивизии), а начальник её Особого отдела докладывал: «Из зарегистрированных и задержанных в Феодосии белогвардейцев в количестве приблизительного подсчета – 1100, расстреляно 1006. Отпущено 15 и отправлено на север 79 человек»⁶.

И это результаты работы особых отделов только одной дивизии. Что сделал со своими пленными 3-й конный корпус пока неизвестно, но организованно ему сдалось «по договору о сохранении жизни» 3000 человек⁷.

В октябре 1920 г. комендантом и начальником отряда ВЧК по борьбе с бандитизмом в Крыму был назначен 26-летний Иван Дмитриевич Папанин — будущий видный советский полярник, контр-адмирал. Он занимал эту должность до марта 1921 г. Закончилась же его чекистская карьера награждением орденом Красного знамени и… длительным лечением в психиатрической клинике.

В конце декабря 1920 года произошло несколько массовых расстрелов прямо во дворе бывших казарм 52-го Виленского полка. Видимо столь поспешная и массовая «ликвидация» объясняется тем, что 9-я дивизия покидала Феодосию, в связи с переброской на Кавказ для борьбы с Кубанскими повстанцами, и передавала город 3-й стрелковой дивизии РККА. Расстрелянных бросали в старые генуэзские колодцы. Когда же они были заполнены, выводили днём партию приговоренных, якобы для отправления в копи, засветло заставляли рыть общие могилы, запирали часа на два в сарай, раздевали до крестика и с наступлением темноты расстреливали. Один из феодосийских большевиков в своём письме в ЦК РКП(б) описал одну из «чисток». На расстрел была выведена очередная партия в 29 человек, больных, инвалидов, накануне положенных в госпиталь.

«Расстрел был осуществлён невероятно жестокими условиями: предназначенные к расстрелу предварительно раздевались донага и в таком виде отправлялись на место расстрела. Здесь, видимо, стрельба производилась прямо в толпу, многие из расстреливаемых оказывались не убитыми, а лишь легко раненным… те раненые, которых не добили по недосмотру, разбегались, расползались но окрестностям. Их появление в деревнях и на окраинах юрода производило жуткое впечатление на население… Их прятали, кормили, выхаживали. Затем начиналась цепная реакция расстрелов укрывателей…».

С приходом в город частей 3-й стрелковой дивизии расстрелы продолжились. Активная часть особого отдела (начальник П. Зотов) дивизии заняла дачу Стамболи.

Так же начали действовать в городе трибуналы 3-й стрелковой дивизии и 3-го конного корпуса проводившие показательные процессы против врагов народа в театре «Иллюзион».

25 декабря 1920 г. в «Иллюзионе» был вынесен смертный приговор священнику с. Петровское Феодосийского уезда Русаневичу Георгию Александровичу, позднее к смерти был приговорен настоятель Екатерининской церкви Феодосии Косовский Андрей Иудович, и более чем 50 священнослужителям и сотни других людей.

Только к апрелю расстрелы пошли на спад…, что бы вспыхнуть в мае, и только в начале 1922 г. они свелись лишь к единичным случаям. По подсчетам разных исследователей в Феодосии было расстреляно от 6 000 до 12 000 человек, а по всему Крыму до 70 000 человек, причём видный эмигрантский историк С. П. Мельгунов называет другую цифру — 120 000 человек.

Осенью 1921 г. большевики начали заметать следы. Рвы с расстрелянными засыпались негашеной известью, а сверху землёй, но и весной 1996 г. дожди вымывали из земли кости.

Весь состав феодосийского отдела ЧК, и особого отдела бывшей 46-й дивизии (включена бригадой в 3-ю стрелковую), по официальной формулировке «за злоупотребления» был расстрелян рядом с его жертвами выездной оперативной командой Крым ЧК.

Подобная участь постигла и высших руководителей Крым ЧК и Особых отделов, но несколько позже. Глава Крым ЧК С. Ф. Реденс, его заместители и подельники И. Я. Дагин, Е. Г. Евдокимов, А. П. Радзивиловский и многие другие были расстреляны в 1940 г.

Любому здравомыслящему человеку, очевидно, что память невинно убиенных людей должна быть увековечена в памяти потомков. Однако реализовать эту мысль удалось лишь 85 лет спустя. 2 мая 2005 г. в Феодосии был установлен памятный крест жертвам большевистского террора.