Пещерный монастырь св. Георгия

Инкерманский монастырь
Инкерманский монастырь. Храм св. Климента. Фото: Victor Dashkiyeff

История сохранила первоначальное посвящение пещерного монастыря св. Георгию. Об этом рассказывает малоизвестный, но весьма интересный памятник — описание Инкермана и его монастыря московским священником Иаковом, сопровождавшим посольство Дворенинова к крымскому хану в 1634 г.

Не будет преувеличением сказать, что его поразила и заставила взяться за перо находка мощей неведомого святого и его пророчество в вещем сне, что здесь снова будет Русь. Об этом лучше всего говорит название «Повесть известна и удивления достойна о мощах недоведомого святого… списано многогрешным попом Иаковом в лето 7143 (1634) года».

Иаков дает любопытное описание Инкермана 1-й трети XVII в.: в то время там жили татары, греки и армяне, а с моря в залив к городу еще «приходили корабли от многих стран», и надо полагать, торговля процветала, но «от насилия татарского благочестие изсякло». Под тем же городком «полу тоя горы есть древняя христианская церковь, высечена из горского камени»; местные жители, греческие и армянские христиане, называют ту церковь «святым Юрьем изстари», то есть первоначально она была посвящена Георгию Победоносцу. Стены были покрыты росписью, слева гробница, в которой лежат «мощи нагия нетленныя»; над гробницей написан святой ростом велик, одежда как на Дмитрее мученике солунском, в левой руке крест, однако голова сохранилась хуже: «подписки главы оборуганы», стены стесаны.

Далее священник Иаков описывает, как он вместе со спутниками отправился за тридцать верст, чтобы воздать мощам честь — облечь их в посланные Дворениновым одежду и покров и отслужить молебен. Омывая мощи теплой водой, они были поражены тем, что те «побагровели как у живого человека»; затем взяли от мощей «большой перст по первой состав, аки нарочно отпал» и вложили в дароносицу. Отпев панихиду по всем православным христианам и молебен ко всем святым, они созвали местных греков и русских пленников, живших здесь по несколько десятков лет, и стали спрашивать об имени святого, который был весьма почитаем: до последнего времени мощи были покрыты черным бархатом, да и поныне греки и армяне с женами приходят на поклонение со свечами и фимиамом. Крайнее поругание мощам учинили недавно татары, которые хотели их выбросить и сорвали с них одежду, но мощи трижды возвращались на место, «никем не носими». Русские посланцы, поклонившись останкам, возложили сверху каменную плиту и вернулись в свой стан. Их не оставляла мысль о том, чтобы не только узнать имя святого, но и не оставлять его мощи на поругание, а взять с собой на Русь. И вот одному из них во время сна является Блаженный, в том же виде, в каком написан на стене «и главу також имея оборугану, и глагола с великим запрещением: мните мя, о друзи, взяти мощи мои на Русь, а яз убо хощу по прежнему зде учинити Русь; а имя и память моя бывает в Семенов день. И тако невидим бысть».

Это пророчество, изреченное за полтора столетия до присоединения Крыма к России, безусловно, должно производить на нас не меньшее впечатление, чем произвело оно тогда на священника Иакова. В середине XIX в. эти слова были высечены на плите, вмурованной в башню Каламиты. Последний же заключает свой рассказ еще одним чудом святого угодника. Иаков тяжело заболел и уже готовился к смерти. Отслужив молебен всем святым и освятив воду с частички мощей этого святого, он выпил ее и выздоровел.